«Люди боятся того, чего не знают. А что воин? Мужик с мечом или луком, которого можно отправить к праотцам ударом дубины по голове или ещё чем тяжелее, или по острее. А вот маги... хитрые и изворотливые, то лёд наколдуют, то огонь призовут, а то и вовсе их атакой не проймёшь; спрячутся за свой щит и стоят. Сделали бы тогда уж всех храмовниками, глядишь и жизнь стала бы проще для всех. ».

«Бедность, грязь, страдания. Казалось, что за много лет работы в самых далёких и бедных уголках планеты доктор Циглер могла бы и привыкнуть к этому, но нет – Ангелу даже немного удивляло то, что эта картина так и не стала обыденной. Сердце женщины каждый раз сжималось как в первый при виде людей в нужде, которым она могла облегчить существование только на несколько часов, возможно – дней. Но бороться и пытаться всё-таки стоило.».

«Она почти на себе ощущала, как, задыхаясь, умирал Локи. Как обуревавшие его мысли и чувства сменялись холодным безразличием, превращая тело в безжизненную оболочку. И точно знала теперь, где они находились и кто забрал Локи — ничто не могло заставить Ванду забыть знакомый с детства вкус праха. Он ощущался в запахе гари, задушившей Локи, в остаточном следе присутствия напавших на него существ, считанном её магией. Они совершенно точно были душами мёртвых, пронизанными стылой магией той, кто послала их. И если где мёртвые и могли чувствовать себя так свободно, то это в царстве Хелы, сводной сестры Локи, имевшей, как слышала Ванда, на обоих братьев немалый зуб.».

«Боль. Невозможная боль отдавалась в каждом атоме теле при каждом новом шаге. Тяжело дышать. Тяжело идти. Тяжело смотреть на того кто идет впереди. Сквозь кровь стекающую на единственный глаз Тор видел спину того, кому он доверял. Всю жизнь доверял и уже долгое время только обжигался этим доверием. Мама учила их любить друг друга, быть хорошими братьями. Но почему, Локи, почему ты растаптываешь веру и слова той, кого любил больше всех в золотом городе? Как он мог предать её память столько раз?».

«Защитный барьер исчезает от легчайшего прикосновения изящных пальцев. Как только он окончательно истаивает, собственная магия артефакта вырывается на волю, стремится к Локи, зовет его, почти ластится к нему – и Стивен понимает, с внезапной, ослепляющей ясностью, что так и должно быть. Чувствует трепет, как будто стал свидетелем тщательно оберегаемого от посторонних таинства. Почти не дыша, следит, как от прикосновения рук артефакт («Нидхегглир, Стивен», — услужливо подсказывает память голосом Древней) наливается силой, как сложная гамма чувств проявляется на лице Локи, пока он торжественно и любовно проводит рукой по древку.».